А.И. Комеч

Доктор  искусствоведения, директор  Института искусствознания Мин. культуры РФ, Москва.

 ПРЯМАЯ ПЕРСПЕКТИВА –ОБРАТНАЯ ПЕРСПЕКТИВА

                               Я отношусь к той категории людей,                      которым интересно знать: ПОЧЕМУ?

                                                                             Б. Раушенбах

       Это надо уметь прожить XX век так,  чтобы ни за что потом не было стыдно.

    В такую эпоху, не теряя собственного   мнения, своей самостоятельности – это  дорогого стоит

 Из биографической справки:

Раушенбах Борис Викторович, действительный член РАН, Международной академии астронавтики, Академии космонавтики им. Циолковского, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Демидовской премий, профессор, заведующий кафедрой МФТИ, председатель Научного совета РАН по проблеме «История мировой культуры».

 Родился 18 января 1915 г. в Петрограде. После окончания школы работал на Ленинградском авиационном заводе. В 1932 г. поступил в Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота. Увлекался планеризмом. В Коктебеле, традиционном месте для испытания планеров, познакомился с Сергеем Королевым.

 За полтора года до окончания института переехал в Москву, где стал работать в Ховринском институте № 3 в отделе Королева. Борис Викторович успел разобраться с автоматикой ракеты к 1938 г., когда С.П. Королев был осужден. Работы над жидкостными ракетами постепенно сворачивались, и Б.В. Раушенбах занялся новым для себя делом – теорией горения в воздушно-реактивных двигателях.

 Осенью 1941 г. РНИИ № 3 был эвакуирован в Свердловск, где до марта 1942 г. Борис Викторович работал. А затем до января 1946 г. находился в лагере в Нижнем Тагиле и на поселении.

 Только после ходатайства М.В. Келдыша МГБ разрешило Раушенбаху возвратиться в Москву и продолжить работу в РНИИ с допуском к секретной информации.

 В 1949 г. Борис Викторович защитил кандидатскую диссертацию, в 1958 –м – докторскую. У Келдыша он разрабатывал теорию вибрационного горения, акустических колебаний в прямоточных двигателях. В 1955-1959-х годах Раушенбах занимался ориентацией космических аппаратов и их движением в мире, лишенном тяжести. До него эту тему никто и никогда не разрабатывал. В 1960 г. получил Ленинскую премию за уникальную работу по фотографированию обратной стороны Луны.

 Принимал активное участие в подготовке первого полета человека в космос. В 1966 г. Бориса Викторовича избрали членом-корреспондентом, а в 1986 г. – действительным членом Академии наук СССР.

Продолжая работать в области ракетной техники, Раушенбах начал изучать теорию перспективы в изобразительном искусстве. Он автор книг: «Пространственные построения в древнерусской живописи» (1975 г.), «Пространственные построения в живописи» (1980 г.), «Системы перспективы в изобразительном искусстве. Общая теория перспективы» (1986 г.), «Геометрия картины и зрительное восприятие» (1994 г.).

Даты жизни: 1915–2001 гг. [1]

 Чем были занятия  древнерусским искусством в 50-60-е годы?

 До войны это не поощрялось вообще. Существовало своеобразное табу. В 20-е годы господствовала теория мировой революции, коммунистического интернационала. Прошлое было неважно, смысл имело только будущее.

 Перед войной ситуация стала меняться. Поскольку социализм не побеждал во всех странах, появилась теория победы социализма в отдельно взятой стране. И эта страна должна была трактоваться как великая. А значит, у великой страны должно быть и великое прошлое. И партидеологи потихоньку начали смещать акценты к ценности российской истории.

 Великая Отечественная война содействовала резкому повороту к признанию отечественной древности, духовных ценностей, примирению с церковью, национально-патриотическому подъему, быстрому восстановлению страны после войны. Подъем, конечно, искажался в сторону, печально известную постановлениями партии и правительства 1948 г. Но патриотический подъем был.

 И вот в 1946 г. создается Музей древнерусского искусства, где первоначально работало 2-3 человека, приютившихся в углу собора Андроникова монастыря. Они довольно бессильны, но полны энтузиазма, изучая дорогие им сокровища, тщательно реставрируя их. К счастью, этому покровительствует искусствовед, историк византийского искусства Виктор Никитич Лазарев. Во вновь образованном Институте истории искусств он образует группу по изучению древнерусского искусства. Выходят первые сборники, в которых редакторы тщательно отслеживают любые упоминания о религии, безжалостно вычеркивая эти разделы текстов.

 Творческая жизнь исследователей древнерусского искусства поддерживалась исключительно духовными связями и контактами. Круг музейщиков, основателей музея Рублева, был достаточно узким и закрытым. Эта среда с трудом принимала посторонних. На одно из заседаний искусствоведов Ольга Ильинична Подобедова, возглавлявшая тогда этот сектор, пригласила выступить с докладом о древнерусской живописи специалиста в области космических наук Бориса Викторовича Раушенбаха.

У представителей точных наук время от времени возникает желание сказать что-то новое в гуманитарной сфере. Им кажется, что гуманитарии прозябают в какой-то тоске, погруженные в ненаучные формулировки. И им пора внести в эту аморфную среду точные, настоящие критерии.

 Так в наше время возник феномен математика-историка Фоменко. Случалось подобное и в прошлом. В 80-е годы биолог узрел в узорах малахитовых ваз Эрмитажа портреты сподвижников Емельяна Пугачева.

 В среде искусствоведов-исследователей древнего искусства подобное объявление в докладе инженера было встречено скептически. Пришел «технарь» из сферы, «поверяющий алгеброй гармонию», и вторгается в сферу древнерусского искусства! А он поверг всех в изумление. У нас вдруг появился человек, совершенно на нас непохожий, подвижный, свободный, живой, не знающий никаких ограничений. Он принес горячность, энергичность, желание немедленно все осуществить, завтра же решить все проблемы.

 Сделал несколько докладов на древнерусском отделе Института искусствознания, затем на секции классической живописи. И практически без всякого сопротивления был принят искусствоведческой средой, потому что стам стремился быть понятым.

 Позднее в своих книгах Б.В. Раушенбах напишет, что первое сообщение по своему языку зачастую оказывается недоступным слушателям. И он специально работал над языком, чтобы стать понятным именно этой аудитории. Мы с удовольствием приняли его гипотезы, теорию и выводы, сводившиеся к доказательству того, что все виды перспективы, которые наблюдаются в мировом искусстве, начиная с иконописи, имеют столь же реалистическое происхождение, как и перспектива т.н. реалистической живописи. Блестящий ученый-математик, глубоко понимавший и знавший живопись, Борис Викторович взялся за обоснование особенностей человеческого восприятия методами естественных наук. Он смог не только найти подтверждение своей теории в искусстве, но и создать новую основу понимания языка мирового искусства, особенно средневекового и древнего.

 Суть его идеи, основанной на опыте первых космических пилотируемых полетов, состояла в следующем. В условиях невесомости, космической темноты и отсутствия ясной ориентации на Солнце, привычные ориентиры для нормального зрения изменились. Определяя местонахождение и размер предмета в космосе, человек ошибался, как никогда бы не ошибся на Земле. Во время полетов космонавты ничего не видели впереди корабли. Они наблюдали космическую картинку только на телеэкране. Можно ли по такому изображению ориентироваться также хорошо, как и реальным зрением? Оказалось, что при проекции на плоскость возникает целый ряд условностей и ограничений, не дающих возможности корректной ориентации.

 Из области чисто оптической исследования механизмов зрения перешло в область анализа психологического восприятия. Проанализировав механизмы работы мозга, преобразовывающего информацию хрусталика, Раушенбах обнаружил, что в представлении человека, в его интерпретации зрительных сигналов принцип прямой перспективы не является доминирующим. Образ создается в зависимости от психического состояния человека, от особенностей расположения предметов и т.д., и перспектива может быть какой угодно – прямой, обратной, параллельной, криволинейной.

 И в картинах художников всех эпох Борис Викторович обнаружил использование разных перспектив. Перспектива реалистического искусства с одной точкой схода линий является лишь одним из тысяч вариантов. В искусстве конструктор космической техники нашел массу подтверждений механизма физиологического восприятия человеком реального пространства. И сделал вывод, что в основе всех т.н. нереалистических периодов в искусстве, особенно средневекового, лежат реальные механизмы зрительного восприятия. Вовсе не неумение художника, не использование особых принципов выразительности, намеренного создания нового художественного языка, как полагали искусствоведы, а просто иной процесс зрительного восприятия. Такова была его основная идея.

 Уже с конца XVIII – начала XIX в. искусствоведы не видели зла в обратной перспективе. Но Борис Викторович придал этой идее точное, научное обоснование. После него уже никто не мог сказать, что обратная перспектива варварская, непонятная, неправильная. Он навсегда закрыл эту полемику.

 Борис Викторович был очень быстрым. Он все делал стремительно. Сделал доклад, еще целую серию докладов. Написал одну книгу, затем вторую. Для нашей среды, где издание одной книги в десять лет – событие, его темпы были ошеломляющими. Это была стремительность другой сферы.

 Позднее я понял, как Ольга Ильинична Подобедова нашла этого удивительного человека. Она была знакома с женой Бориса Викторовича Раушенбаха Верой Михайловной, поощрявшей творческие поиски мужа в сфере искусства. Среда думающих и верующих интеллигентов, сохраняющих традиции, идущих к гуманитарным наукам через знания технические, таким образом, сомкнулась.

 Борис Викторович был настолько цельным, настолько преуспевающим человеком (вскоре он стал академиком), что для меня стало полнейшей неожиданностью его судьба в «обратной перспективе».

 Начиналось все нормально, с его работы у С. Королева в Ховринском институте № 3. Королев тогда занимался крылатыми ракетами. За месяц до начала войны 24 мая 1941 г. Борис Раушенбах женился на Вере Иванченко, студентке исторического факультета МГУ. Они расписались в деревянном домике на углу Петровки и Садового кольца. Их просто записали. И, как в романе Ильфа и Петрова, они пошли начинать новую жизнь. А потом началась война.

 Всем немцам велели прийти на призывной пункт. Вера Михайловна пошла провожать своего мужа, думая, что его заберут на фронт, а его забрали в совсем другое место. Вера Михайловна ездила к нему и поддерживала не только продуктами, но и чемоданами книг, помогая пережить все это страшное время.

 Казалось бы, после таких испытаний эти люди должны были встать во внутреннюю оппозицию к власти, возненавидеть ее. Как-то о тех своих испытаниях Борис Викторович обмолвился: «Я понимал их логику». К счастью, у него была возможность заниматься любимым делом. В основе своей он был человеком науки. И как только появлялась возможность реализовать это неуемное любопытство, очень им ценимое в других и рассматриваемое как залог любой научной деятельности, он с головой окунался в работу. Поэтому даже в тех условиях Борис Викторович оказался вовлеченным в научную работу, включенным во все.

 Он жил и работал увлеченно. Вовлекался в проекты. Но имел строго охраняемый внутренний мир. Его отличали жесткая самодисциплина, достоинство, уважительное отношение к другим. В то же время острое, проникновенное наблюдение за действительностью. При общении с ним каждый старался показать себя с лучшей стороны, мобилизовать свои интеллектуальные способности, чтобы понять его, оказаться на равных хотя бы в смысле понимания и ответить на профессиональные вопросы ученого точных наук к гуманитарию. Очень интересны были его рассуждения о разнице методов в гуманитарных и точных науках. Дать гуманитарным качествам такую же логическую и безусловную трактовку, как в точных науках, невозможно. Борис Викторович не воспринимал это как недостаток, а скорее как специфику интуитивной природы познания, объективной природы человека. Именно такое целостное познание культуры и формирует человека. Позднее к этому целостному интуитивно-рациональному познанию мира добавился религиозный поиск (а, возможно, он был всегда), поиск религиозных ценностей, основ жизни.

 Понимание человека как сложной, не исчерпывающейся одной логикой структуры субъекта, а не объекта, оказалось очень содержательным для поддержания собственного самоощущения жизни в любые ее периоды.

 Имея за плечами очень тяжелый жизненный опыт, Борис Викторович совсем не «на ура» воспринял произошедшие в 90-е годы перемены в стране. Он горько сожалел о происходящем, отрицательно относился к разрушению отечественной науки. Поддерживая позитивные перемены, он понимал, что только ими ситуация не исчерпывается.

 Процитирую два абзаца из его работы.

« На словах вроде все руководители понимают необходимость поддержания и развития академической отечественной науки. В конце концов у руководства есть советники, которые, хотя бы часть из них, осознают ситуацию. Так что положение плохо, но не безнадежно. Оно может оказаться безнадежным, если наши демократы со свойственным им упорством, прагматизмом будут с горящими глазами орать с трибуны, что надо сначала накормить «тетю Машу», а потом уже заниматься наукой. Им важно, чтобы «тетя Маша» выбрала их еще раз. Им совершенно не важно, что внуки этой «тети Маши» будут жить в отсталой нищей стране.

 Надо признать, что этот демократический прагматизм оказывает влияние на общественное мнение. В данном случае прагматизм – самое страшное, что может быть. Общество, которое теряет любопытство, неизбежно становится неполноценным. Оно просто обречено попасть в разряд слаборазвитых стран.»

 Б.В. Раушенбах, выдающийся конструктор-разработчик космической аппаратуры, сделал очень много в гуманитарной науке. В последний период своей жизни он руководил Советом по истории мировой культуры РАН. И там его слово всегда было непререкаемым. Огромна и удивительна его общественная деятельность. Будучи человеком, который всегда как бы был внутри, он очень чутко осознавал и реализовывал свою ответственность перед корпорацией, коллегами-учеными и молодым поколением.

 Борис Викторович тяжело болел. А в болезни люди проявляются очень по-разному. Мы встречались в периоды между его болезнями. Это была поразительная картина! Физически слабый, но очень мужественный, духовно крепкий человек, сохранивший всю остроту восприятия окружающего, не изменивший никаких точек зрения. Даже может быть еще более укрепившийся в себе, потому что это был период, когда вера очень помогает. Поддержкой была не только Вера Михайловна – «его драгоценный камень», но и вера в Бога. То светлое впечатление, которое он производил на людей всегда, не ушло из его облика даже в последний период жизни.

 Будучи представителем точных наук, «технарей», Борис Викторович в разговоре с искусствоведами старался быть понятным им, выражаться как можно более просто, но не проще.

  “Сами художники, искусствоведы знают, что им нужно. Но что-то из того, чем занимаемся мы – математики, им тоже может быть пригодилось бы. Тут самая большая сложность в том, что мы, условно говоря, говорим на языке собачьем и друг друга понимаем. Поэтому я очень советовал бы всем, кто работает в математике, хоть одну статью написать на человеческом языке, на языке художников. Они же наши сочинения не читают. Мой опыт показал, что очень трудно написать так, чтобы до них дошло, чтобы им было интересно. Но все-таки можно. И очень не хотелось бы, чтобы наше сообщество математиков жило отдельно от художников. Они что-то там рисуют, а мы что-то там болтаем. Вот для того, чтобы сделать возможным и плодотворным этот контакт, и надо писать на понятном художнику языке. По возможности не только понятненько, сколько образненько. Этому нам надо учиться».